Добавлено (20.03.2012, 13:57)
---------------------------------------------
ВОДОЧНАЯ АЗБУКА

Домовладелец Степан Степанович Поплевкин, прозванный за свою любовь к крепким напиткам Стакан Стакановичем, открыл фортку у себя в столовой и ждал полуденного выстрела из адмиралтейской пушки, чтобы приступить к закуске и совершить адмиральский час. Часовая стрелка на стенных часах приближалась уже к двенадцати. Поплевкин проделывал эту церемонию чуть не ежедневно. На столе между тем уже стояли водки разных сортов и обильная соленая закуска. Водки поражали своим разнообразием... Были даже домашние настои на еловых шишках и ореховой скорлупе. Поплевкин ждал выстрела и был уже окружен прихлебателями.
- Иеремия! Готовься к моменту... - проговорил он красноносому тощему человеку в отрепанных брюках и гороховом замасленном пальто. - Да главное - налей рюмки.
- За нами дело не станет, - отвечал тот. - Какое слово будешь сегодня пить?
- "Папу" выпью.
- А я "попа". П-полынная, А-анисовая... Вот твои буквы. П-померанцевая, О-очищенная. Вот это мои буквы.
- Только разве на односложном слове сегодня и остановишься?
- Трезвость и воздержание... По моему расчету, сегодня к вечеру должен статский советник Нагайкин умереть, и мне придется по нем читать. Вчера все доктора от него отказались. Отец Николай маслом его соборовал... - пояснил Иеремия, который был по ремеслу читальщик. - Иван Мироныч, вы какое слово будете пить? - спросил он молодого белокурого чиновника в вицмундире - управляющего в доме Поплевкина.
- Да я так, без слов... - отвечал чиновник. - Я рюмочку или уж много две... Мне еще на службу сегодня идти. Просто очищенной.
- Да ведь вы знаете, что Степан Степанович этого не любит.
- Что такое? - спросил Поплевкин.
- Без слов хочет пить, - сказал Иеремия, кивнув на чиновника.
- Не сметь! Ни-ни-ни... Ни под каким видом!.. Пей, где хочешь, без слов, но у меня в доме нельзя. У меня в доме непременно слово какое-нибудь надо пить. Нет, это правило, закон... Зачем же я после этого всю водочную азбуку на стол ставлю!
- Право, Степан Степанович, мне сейчас на службу надо. Придется бумажки две-три составить и начальнику отделения их подать, а то он все сердится, что я не всегда в порядке.
- Нельзя, нельзя пить без слов! Знаешь, я этого не люблю. Пей коротенькое слово, но все-таки слово.
- Да пей слово "ежъ"... - предложил Иеремия. - Всего из двух букв: Е и Ж; Ъ не считается.
- Да ведь "ежъ" из водок состоит, которых я не люблю.
- Вздор! Отличные водки! - воскликнул Поплевкин. - Е-еловая на еловых шишках и Ж-желудочная. Ну, давай я вместе с тобой "ежа" выпью. Сначала "ежа", а уж потом "папу". Наливай два "ежа".
- Готово-с... - отвечал Иеремия.
- Сейчас выстрелит пушка, - сказал Поплевкин и схватился за грудь.
- Фу, как сердце замирает. И приятное ожидание этого выстрела, да и тревожное. Грянула пушка.
- Слава Богу! Дождались... - проговорил Иеремия.
- Приступай, приступай и пей своего "попа". Нечего зря-то растабарытывать, - торопил его Поплевкин, проглатывая с управляющим по рюмке буквы Е, то есть еловой водки, и прибавил: - А славно, когда вонзишь в себя первую. Как бы это приятно было, ежели бы все первые рюмки пить. Чтоб и вторая была первой, и третья, и четвертая.
- По-моему, вторая-то лучше. Первая кровь по жилам разгоняет, а вторая уже согревает, - отвечал Иеремия.
- Закусывайте, ребята, скорей семгой, да и вторую букву пора пить, - торопил Поплевкин. - Ну, что, какова еловая-то? - спросил он управляющего. - Еловая для перемены отлично.
- Смолой отдает и горечь.
- Это-то и хорошо. Зато никогда чахотки не будет. Водка на еловых шишках от чахотки спасает. Не веришь? Да доктора нарочно еловую и сосновую смолу слабогрудым прописывают. От смольного запаха человек крепчает. Вон дьякон Нафанаил ко мне ходит, так тот у меня слово "человеколюбие" пьет. А отчего? Потому что в "человеколюбии" три Е. Ведь ять-то у нас принято за Е считать.
- Неужели он все "человеколюбие" может выпить? - удивился управляющий. - Ведь это слово состоит из... че-ло-ве-ко-лю-би-е - сосчитал он и сказал: - Да, из тринадцати букв. Значит, тринадцать рюмок.
- Что ж удивительного? - спросил хозяин. - Я сам очень часто пью за завтраком слово "благочестие". Тоже из одиннадцати букв. А ты сравни меня и Нафанаила. Ведь я перед ним сосулька. Ко мне фельдшер Скипидаров из больницы ходит, так тот не только "человеколюбие" у меня пил, а даже слово "человеконенавистник". "Человеконенавистник" - то почище "человеколюбия" будет. В "человеконенавистнике" девятнадцать букв - значит, девятнадцать рюмок смеси.
- Амос-Амосыч хорошо пьет, - заметил Иеремия.
- Какое! Какой он питух! Он раз "Навуходоносора" за завтраком выпил, да и то лыка не вязал, - махнул рукой хозяин. - Однако не будем тратить золотого времени, покончим наши хмельные слова. Иван Мироныч! Буква Ж, Иеремия! Наливай нам желудочной!
- Вам желудочной, а себе, так как я "попа" пью, то по второй на букву О-очищенной. Будьте здоровы!
Все чокнулись и выпили.
- А уж теперь, Степан Степаныч, меня отпустите, - проговорил управляющий. - Ей-ей, в департамент надо. И так уж опоздал.
- Выпей еще одно словечко. Ну, выпей "око". Две очищенные и одна на костянике. Отличная водка на костянике.
- Помилуйте, ведь это три буквы. Нет, уж увольте.
- Черт с тобой... Ступай...
Управляющий откланялся.
- Приходи вечером. У меня один интендант обещался быть. Этот в течение вечера два слова выпивает: "его превосходительство". Вот питух, так питух! Ведь в "его превосходительстве" двадцать одна рюмка заключается...Раз даже "его высокопревосходительство" выпил. Кончить-то кончил благополучно, но на последней букве свалился и заснул. Ведь шутка сказать: двадцать семь букв! Ну, Иеремия! Я буду "папу" пить, а ты кончай своего "попа", да можешь со мной за компанию слово "нос" выпить. Всего три рюмки... - хлопнул Поплевкин красноносого человека по плечу и потащил его к столу.